Крейг Вентер - Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь
В этом соглашении с максимальной недвусмысленностью говорится о том, что наш геном, то есть книга, в которой записана вся человеческая жизнь, принадлежит каждому представителю человечества. Проект “Геном человека”, финансируемый Соединенными Штатами и Великобританией, требует от получателей грантов, чтобы они публиковали расшифрованные последовательности в течение суток. Я призываю все остальные страны, ученых и корпорации следовать этой политике и уважать ее дух. Прибыль от исследований генома человека должна измеряться не в долларах, а в степени улучшения жизни людей.
Сэр Боб считал эти слова «обычным заявлением о принципах», которое может «повлиять на моральный климат» и «скорее укрепить, а не ослабить рынок». Лейн соглашался, что оно всего лишь подтверждает существующую политику: «Никто не размахивал флагами, никто не сказал, что это заявление – указание на неверный курс…»
Однако после встречи с представителем Белого дома Джозефом Локхартом у журналистов сложилось другое впечатление. На утреннем брифинге для прессы он сообщил, что президент намерен ограничить патентование результатов генетических исследований; об этом упоминалось и в интервью радиостанции CBS, и на неофициальной встрече с шумной компанией репортеров, набившихся в офис Локхарта. Этот шаг рассматривался как тяжелый удар по биотехнологическим компаниям, включая Celera.
Когда фондовый рынок, находившийся тогда на пике «необъяснимой активности», резко отреагировал на эту новость обвалом курса акций, Белый дом немедленно попытался загнать разрушительного джинна обратно в бутылку. В обеденное время Лейна неожиданно вызвали на брифинг для прессы. Еще не зная о драматических событиях на фондовом рынке, он заявил: «Хочу с полной однозначностью подчеркнуть, что заявление президента никак не связано с продолжающимися переговорами между государством и частным сектором»{182}. Присутствовавший на брифинге Коллинз воспользовался возможностью и сообщил представителям прессы, что государственная программа реализуется с опережением графика и в рамках выделенных ассигнований. С явным злорадством он признался: «Я счастлив находиться здесь в знаменательный день, когда руководители свободного мира выразили поддержку важнейшему принципу свободного доступа к последовательностям человеческого генома»{183}.
На пресс-конференции прозвучала тема «скандала с ребятами из Celera», и один из репортеров спросил, состояла ли цель заявления в том, чтобы «способствовать возвращению Вентера и компании Celera за стол переговоров, а также заключению формального соглашения о доступе к их информации». Лейн ответил, что совместное заявление «касается всех», а Коллинз повторил знакомое заклинание: «Речь идет не только о патентовании, но об оперативной публикации данных».
Когда какой-то другой журналист указал на «происходящее на глазах стремительное падение акций», Лейн ответил, что «не видит никаких причин» связывать это с теми или иными выступлениями. «Насколько мы понимаем, Celer a поддерживает данное заявление, – добавил он, однако через несколько секунд признал: – Я не знаю, известили ли Celera заранее о его содержании». В заключение он сказал нечто, вряд ли тогда успокоившее акционеров: «Мы стремимся к повышению жизненного уровня людей, и в заявлении изложены принципы, которые, на наш взгляд, способствуют достижению этой цели».
Заверения Лейна и Коллинза не возымели никакого действия, и на следующий день курс акций продолжал падать. Только Celera за два дня потеряла почти 6 миллиардов долларов оценочной стоимости, а весь рынок биотехнологических компаний – около половины триллиона долларов. Сегодня сэр Боб утверждает, что в заявлении «говорились разумные вещи», а рынок отреагировал на него «извращенным способом… [он] давно искал предлога для корректировки». Нил Лейн назвал реакцию рынка примером того, как «сравнительно мелкие события, происходящие в Белом доме, могут иметь серьезнейшие последствия».
Я находился на пути к тому, чтобы стать первым миллиардером от биотехнологии, однако стоимость моих акций уже в первые часы падения сократилась более чем на 300 миллионов долларов. Год назад я продал свою яхту, поскольку был слишком занят исследованием генома и она была мне не нужна, однако вел переговоры о покупке прекрасной сорокаметровой шхуны на юге Франции, предвкушая возможность вскоре выйти в море под парусом. Я даже организовал покраску мачт. Судно требовало наличия команды в 12 человек, само оно стоило около 15 миллионов долларов, а его эксплуатация обошлась бы мне еще в 2–3 миллиона в год. Владелец шхуны, родом из Германии, следил за рынком и повел себя порядочно, когда я сообщил, что вряд ли смогу позволить себе эту покупку. За нарушение контракта мне пришлось заплатить 30 тысяч долларов.
Сам я терял деньги, существовавшие только на бумаге, и на которые никогда не рассчитывал. В то же время за одну ночь испарились сотни миллиардов долларов, предназначенные для финансирования исследований и разработок новых лекарств. Пострадали и инвесторы, верившие в меня. Не обошлось и без юридических последствий: одна из адвокатских фирм подала на нас в суд от имени акционеров. Ее аргументы сводились к тому, что правительство наказывало Celera за срыв переговоров с Коллинзом и другими их участниками и за то, что Celera никому не сообщила о проведении этих важных переговоров. Юристы и впрямь живут в параллельной вселенной: нам предъявили иск за сокрытие факта сотрудничества, в которое мы никогда не вступали.
В условиях утечки миллиардов долларов с фондового рынка Белый дом оказался под интенсивным давлением. Через день после своего выступления президент Клинтон опубликовал поправку, в которой разъяснялось, что его заявление не должно оказывать никакого воздействия ни на патентуемость генов, ни на биотехнологическую отрасль. Но ущерб уже был нанесен, а Коллинзу и Моргану удалось привести Белый дом в большое замешательство. После обвала рынка и публикации письма в Los Angeles Times президент приказал Нилу Лейну закончить геномную войну. «Наведите там порядок… заставьте этих ребят работать вместе»{184}.
Лейн, захваченный геномным конфликтом врасплох, с удовольствием подчинился и передал это распоряжение Коллинзу. Первым ощутимым последствием стало сокращение нападок на Celera, которое Джон Салстон назвал «затыканием ртов». Он заявил: «Наступившее молчание Фрэнсиса стало важным успехом компании Celera»{185}. Я считал, что для науки наступили ужасные времена, если бесконечное очернение оппонентов может прекратить только вмешательство президента Соединенных Штатов. Тем не менее после всех встреч с представителями правительства я усвоил: лишь круглый дурак полагает, что сумеет остаться выше политики. Я опасался маневров Коллинза, призванных заставить Белый дом создать впечатление, что правительство и Wellcome Trust – единственные участники секвенирования генома, даже если они не завершат проект первыми. Триумфальная радиопередача Коллинза из Роуз-Гардена, поддержанная президентом США и премьер-министром Великобритании, оказалась бы куда действеннее любых усилий моей пиар-армии составом в одну слабую женщину.
В какой-то момент мне даже показалось, что президент начал ко мне прислушиваться. В марте 1998 года мы ужинали с Клинтонами после второго «Вечера в честь нового тысячелетия», а затем посетили их в Белом доме. Мы сидели за полночь, попивая диетическую «кока-колу», вино и пиво, и обсуждая все на свете, от лекции Стивена Хокинга до того, что президент слишком быстро застилает постель (Хиллари считала, что белье должно немного «подышать»). А потом перешли к более серьезным вопросам. Так, Хиллари выразила свое недовольство Коллинзом, заметив, что он, будучи федеральным служащим, поступает неправильно, смешивая науку с религией.
Когда, однако, мы вышли на последний этап геномной гонки, именно Коллинз сидел рядом с первой леди во время выступления президента с докладом «О положении страны», а я, видимо, утратил ее расположение. С приближением восьмого «Вечера в честь нового тысячелетия» предполагалось, что с лекцией о геноме буду выступать я, однако потом лектором назначили Ландера, а я даже приглашения не получил.
В октябре 1999 года в Белом доме Ландер выступил с докладом «Взаимодействие информатики и геномики»{186} и, как обычно, подчеркнул необходимость публикации получаемых результатов. («Информация о геноме человека, бесспорно, должна бесплатно предоставляться любому человеку в мире.») Клинтона особенно поразил тот факт, что все люди генетически идентичны более чем на 99,9 %, и президент задумался «обо всей той крови, которая пролита… людьми, а ведь разделяет нас лишь эта десятая доля процента»{187}.
